— Ах, собака его защитила!
— А что, — оживился Колян, — хорошо работают. Представьте только, фотография на первой полосе. «Он спас Каркара». Каркар и Гавгав.
— Не надо шутить, — сурово произнес Филимонов. — Я, конечно, циник и мизантроп, но всему есть пределы.
— Если иметь в виду осознанное управление возможностями, — рассуждал Борис Валерьянович Кукин, — было бы эффективнее собаку не убивать, а только ранить. Ее бы лечили, публиковали бы бюллетени о состоянии здоровья. За три дня до выборов она бы умерла.
— Перестаньте, — попросил Филимонов.
Рита заплакала.
Косолапов спускался по лестнице, когда в Синий Дом ворвалась Несоева.
— Я не хотела по телефону, вы понимаете, что во всем обвинят меня? Я основной конкурент Каркара!
— Вы вне конкуренции, Анастасия Степановна, — сказал Косолапов.
— Но обвинят меня. Что я его заказала!
— Насколько мне известно, уже обвинили «монолитов» и лично Шутилина. Шутилин считает себя оклеветанным. Обещал подать в суд.
— Но он не из нашего округа!
— А что касается вас, я думаю, как раз бы не помешал слушок, что вы его лично… пых, пых!
— Как? Как вы сказали?
— Слух! Только слух! Все сразу поймут, что этот нелепый слух пустили люди Каркара.
— Что вы, не надо, — испугалась Несоева.
— Отчего же не надо? Эту версию следовало бы поддержать. Я бы никогда так не назвал блок — «Справедливость и сила», но раз вы самоназвались без моего участия, пусть так и будет: справедливость и сила. Не только справедливость, но и сила.
— Вы с ума сошли!
— Справедливость и сила, — повторил Косолапов.
Чем ему не нравилось название? Да тем, что не выдерживало элементарной проверки на дразнилозащищенность. И дураку понятно, что, изобретая имя движению, необходимо исследовать, как это имя издевательски сократят враги и какую вообще гадость из него можно выудить. Неужели не видели, когда придумывали, что «Справедливость и силу» будут сокращенно называть СС, а членов блока и адептов движения — эсэсовцами? Так и получилось. Правда, для молодежи слово «эсэсовец» — пустой звук, поэтому противники «Справедливости и силы», апеллируя к молодым, не отягощенным исторической культурой мозгам, больше пользуются образованьями «сись», «сиси» и, главным образом, «сиська». «Сиська» уже вытесняет «эсэсовцев». На заборах, на стенах домов — пишут везде: «сиська», «сиська», «сиська»… «Сиська» — и все. Весь город в «сиськах». (Обстоятельство, которое, между прочим, поражает приезжих: если в иных местах на заборах пишут названия первичных половых признаков, то здесь определенно вторичного — «сиська»!) Потому что «сиська», именно «сиська», — это еще и намек на видную роль женщины в руководстве «Справедливости и силы». Недаром в качестве контрпропаганды люди Гречихина понарасклеивали издевательских листовок «Голосуйте за сиську!» Читай: только полный кретин отдаст свой голос за г-жу Несоеву.
Вот что значит не продумать название.
Теперь необходимо переломить тенденцию.
— Вы мимо парка поедете? Подкиньте.
Залезая в машину, спросил:
— А почему вы без охраны, Анастасия Степановна?
— А вы?
— Боюсь, — ушел от ответа Герман Федорович, — эти выборы будут проходить в атмосфере террора.
Когда ехали в гору, по Новокузнечному переулку, Косолапов заговорил о семье.
— Как поживает ваша дочь? Акклиматизировалась ли? — спросил он отчетливо, непринужденно артикулируя каждый слог.
— Я ее совсем не вижу, — сказала Несоева. — Два года не видела и опять не вижу. Не могу вам сказать, как она поживает.
— У нее красивое имя — Жанна.
— Это муж настоял, я хотела Аннушку. Если б меня звали Жанна, вы бы сделали из меня Жанну д’Арк.
— Обязательно.
Остановились у светофора. Тинейджеры беспризорного вида, перебегая от машины к машине, раздавали свежий номер «Живой воды».
Несоева взяла посмотреть и тут же наткнулась на:
— Здесь о Шутилине!
— Оперативно работаем, — сказал Косолапов, — вчера в голове, сегодня в газете.
Шутилин был действующим законоположником, на этих элекциях ему требовалось подтвердить свой статус.
— Слова сочувствия, — прочитала вслух заголовок Несоева.
...«Слышали? Шутилин-то наш третий срок схлопотать готов!..»
«Так ведь он уже два отсидел!»
«Два отсидел и еще, говорит, пять отсижу. Чем с вами у холодных батарей мерзнуть да в троллейбусах толкаться, уж лучше здесь».
«А где ж он сидит-то?»
«Да в каком-то Доме Собраний».
«Знаю, знаю, хорошее место. Там и кормят что надо, и даже топят зимой. Опять же комиссии… Грамоту знает — при библиотеке устроится».
Анастасия Степановна захохотала.
— Новенький, — сказал Косолапов, довольный. — Между прочим, писатель. Из Петербурга. На вас обе столицы работают.
— Писатель? А как фамилия?
— Ту… терин… Тетурин… Виктор Тетурин. Вы не знаете, он молодой, еще не раскручен.
И еще — прежде чем вылезти из машины:
— Народ не дурак, — сказал неожиданно Косолапов.
— И это говорите вы?
— Народ не дурак. Скоро все скажут, что Каркар сам застрелил собственную собаку. И оклеветал вас.
— Мне все это очень не нравится.
— И мне не нравится. Пролилась кровь. Пускай и собачья.
Штурм — громко сказано; не штурм — наезд мозговой.
— Валерий Анатольевич Каркар… Ну и фамилия!.. И с такой фамилией он идет на элекции?