— На кого ж ты работаешь? — спросил осторожно Тетюрин.
— Лучше спроси, против кого. Против всех.
— Вообще всех?
— Всех. Мы за то, чтобы выборы не состоялись.
Павильон располагался за аттракционами — в южной стороне парка. Будучи филиалом санатория «Притоки», он представлял собой помпезно-величественное сооружение, воздвигнутое еще при позапрошлом режиме. К павильону вела центральная аллея, по которой бегала стая бездомных собак и грузный человек в черном трико, собиратель бутылок, ехал на велосипеде.
— Это что же за сила такая?
— Да вот есть такая. Представь.
— Рука Москвы?
— Ну, знаешь, Москва многорука. Как бог Шива, дружок. Ты сам-то чья рука?
— Откуда я знаю, чья я рука.
— Рука, а не знаешь.
Последние посетители покидали павильон — старичок и старушка; старушка держала бидон. Другая старушка стояла у входа, продавала кабачки и самодельные шлепанцы. Стены павильона были заклеены листовками.
— Ты вот чья-то рука, а там другая рука и тоже чья-то, а там третья чья-то рука, а может, вы, руки, руки золотые, все одному организму принадлежите… А я не рука, нет, я, мы… мы — седалище. Свинцовое такое, тяжелое… На разработочки — ых!.. на ваши — и нет выборов! Правильно я говорю? — спросил Негожин женщину, поставленную у крана на раздачу воды.
— Вы пейте, пейте, ребята. Четыре стакана в день, натощак, все как рукой снимет.
— Что же это за организм, который дело рук своих сам же и давит, да еще задницей? Тут Шивой не пахнет.
— Тридцать два градуса, — наливая Негожину роду из крана, сказала женщина. — Теплая. Самое то.
— А почему ржавая такая? — поинтересовался Тетюрин.
— Железо и соль, — кротко ответила наливальщица.
— Вот, смотри! — обрадовался Негожин: на мраморной плите лежала кипа бесплатных газет. — Мое! — он взял верхнюю.
— Да хоть все забирайте, — отреагировала хозяйка, — мне не жалко.
Тетюрин читал, где показал Негожин.
Евгений Тимофеевич Самсонов в отличие от других политологов высказывается доступно и прямо. Он не любит юлить. Его книга «За кого не надо голосовать» обещает стать бестселлером. Евгений Тимофеевич любезно согласился ответить на вопросы нашего корреспондента.
— Если у вас язва, если почечная болезнь… — пиарила женщина воду, — если, не дай Бог, печень и селезенка…
Корр. Так за кого же не надо голосовать?
— Если сон плохой, если запоры…
САМСОНОВ. Если вы хотите, чтобы вами избранный депутат при каждом появлении на экране увеличивал у вас уровень адреналина в крови…
— Если газы плохо отходят…
…выбирайте клоунов, психопатов и демагогов. А если вы ждете, чтобы он…
— Я это читал, — сказал Тетюрин. — Ты здесь объясняешь, почему нельзя голосовать за представителей высшей школы… (Под представителями высшей школы подразумевался, по-видимому, кандидат Марков, ректор местного пединститута.)
— Но если у вас обострение, — строго сказала женщина уходящим приятелям вслед, — тогда прежде — к врачу!
— Я рад, что я здесь, — признался Негожин на улице. — Хоть можно здоровье поправить.
Темнело. На небе появлялись первые звездочки.
Тетюрин купил шлепанцы у бабуси; в гостиничном быту он до сих пор обходился без тапочек; кинул их Негожину в пакет.
Здоровье поправить можно и другим способом, — эта мысль пришла сразу обоим. Негожин сказал: «Я угощаю!» Он знал хорошее место, где поправляют здоровье. Место называлось «Блудный сын». Оригинально, подумал Тетюрин.
…Лишь один посетитель сидел в «Блудном сыне». Бармен с удивлением посмотрел на вошедших, — по-видимому, он уже не чаял сегодня кого-нибудь увидеть еще. Тетюрин посмотрел наверх: ножками к потолку были прикручены стулья, штук семь — скромная дань сюрреализму.
— Хорошее место, но не вполне популярное, — сказал Негожин Тетюрину.
И здесь лежали газеты на стойке. «Политолог Самсонов» бросалось в глаза с первой же полосы. Газеты, конечно, могли бы кого-нибудь соблазнить безупречной бесплатностью, но только не Тетюрина. Однако угощал Негожин-Самсонов, и Тетюрин взял газету из вежливости.
Константин сам выбирал, что пить и что есть, и даже столик был объектом выбора Константина. Тетюрин сел. Музыка текла, как вода из крана, ритмичная, однозвучная. Политолог Самсонов втолковывал читателям, почему нельзя голосовать за артистов и журналистов.
Корр. Про артистов я могу понять, а вот журналисты…
САМСОНОВ. …То, что журналистика — вторая древнейшая, знает каждый. Но даже не в этом дело. Журналист с его умением наэлектризовывать общество обманывает прежде всего себя. Ему начинает казаться, что он-то и есть тот самый избавитель народа от всяких напастей, что без него уже ни…
— Понятно, — сказал Тетюрин; удар наносился по Матусовскому, редактору газеты «Разводящий».
— Читай, читай, — навязывал Негожин свои креативы; сам он сел так, чтобы видеть вход; «как Штирлиц», подумал Тетюрин и перескочил через два абзаца.
Корр. Я ведь тоже, знаете, журналист…
САМСОНОВ. Что ж, у вас есть шанс. Найдите денежный мешок, убедите своего покровителя в ценности вашей харизмы, откройте газетку за полгода до…
— Посмотри-ка, — сказал Негожин. — А я и не заметил сразу. Ты знаешь, кто там сидит? Только не резко.
Тетюрин обвел как бы невзначай помещение взглядом; единственный кроме них посетитель, человек лет тридцати, коротко стриженный, худощавый, в черных очках, к числу знакомых Тетюрина не относился. Перед ним стояла нетронутая кружка пива. Он сидел неподвижно и прямо, как манекен. Поза восковой неподвижности.