— Я знаю, — сказал Тетюрин, — их сочинил Костя Негожин.
— Негожин? — переспросила Анастасия Степановна. — Не тот ли, которого я вытаскивала из вытрезвителя?
— Из вытрезвителя вы меня вытаскивали.
— Да вы что?
— А что? Вот такой у вас муженек будет. Пьет, под забором валяется. Вы разочарованы?
— Если б вы знали моих предыдущих мужей, не говорили бы так. Видите, нас уже что-то связывает.
— Я, наверное, должен поблагодарить вас, — произнес Тетюрин. — Мне клеили статью. Кабы не ваша помощь…
— Нет, что вы, это я должна поблагодарить вас. И от себя лично, и от всего блока. С кем не бывает. А вы себя вели по-мужски. Лишнего не сказали. Хотя могли… в таком состоянии. Был бы скандал. Ни в чем не признались.
— Ну я что… я… так получилось.
— Я понимаю, вам бы хотелось держать дистанцию, как и мне тоже, но ничего не поделаешь. Отнесемся к этому как… — Несоева запнулась.
— Отнесемся, — согласился Тетюрин, не дожидаясь «как».
— Как к авантюре, — нашла слово Несоева. — Знаете, у меня прабабка из-под венца сбежала… Вместе с цыганом.
— В вас течет цыганская кровь?
— Одна восьмая.
— Что же, она в таборе жила?
— Не знаю. Может, это и не совсем цыган был.
— Понятно, — сказал Тетюрин.
— Просто мы по женской линии все активные. И дочь моя, она вся в меня.
Про дочь Тетюрин не стал спрашивать.
— Вон сколько я вам рассказала о себе. Я рада, что вы меня не боитесь.
— А зачем мне бояться?
— Я вас тоже не боюсь, — призналась Несоева. — Не буду задерживать, сейчас уйду.
— Мне торопиться некуда, — сказал Тетюрин.
— К сожалению, мы не принадлежим себе в значительной степени…
— Это точно.
— Как бы друзья по несчастью.
— В некотором роде, — сказал Тетюрин.
— А про наше знакомство ваш Негожин хорошо придумал.
— А что он придумал?
— Ну что от вас убежала собака, а я нашла… спасла.
— Это не Негожин придумал, это я придумал. И не придумал, а из жизни взял. Из собственной! Это я для Богатырева придумывал, а не для нас с вами. Я, Анастасия Степановна, такие сценарии кровью сердца пишу.
— Вот вы какой, — сказала Несоева.
После этого нельзя было не помолчать.
— Виктор, — проговорила наконец Анастасия Степановна, — говорю вам как старший товарищ, хотите вы или нет, а надо на ты. Конечно, разница в возрасте ого-го-го, я не буду кокетничать, но если мы не прекратим выкать, получится большая нелепица.
Оценка читалась во взгляде Тетюрина, так он смотрел на Несоеву. Она спросила:
— Вам трудно?
— Дело не в возрасте, — сказал Тетюрин. — Что вы все «возраст» да «возраст»!.. Дело в том, Анастасия Степановна, что вы для меня… как бы это выразиться… не человек даже, а, что ли, миф… выдумка…
— Симулякр?
Изумился Тетюрин:
— Я не знал, что вы владеете этой терминологией.
— С кем поведешься, от того и наберешься. У меня дочь продвинутая. И потом, с Косолаповым нередко беседуем… Он меня просвещает… Бодрийар… Постмодернизм… — она хотела еще что-то присовокупить к уже сказанному, но сдержалась.
Беспокойство овладело Тетюриным, ему показалось, что сейчас с ним будут говорить о постмодернизме. Несоева, однако, сменила тему:
— Во всем, что касается дела, — никаких сантиментов. Я человек волевой, сильный, жесткий, жестокий. Могу и шкуру спустить. Стальной человек! — она вдруг звонко щелкнула зубами и обворожительно улыбнулась. — Не бойтесь, не вставные.
— Анастасия Степановна, вы, надеюсь, тоже в курсе, что эти интервью со мной… про вас и вообще… не я придумываю?
— Я их не читаю, — соврала Несоева. — Хорошо, хорошо, нечего кота за хвост тянуть, говорите «ты», раз, два, три!..
— Анастасия! — сказал Тетюрин. — Дай стакан! — и добавил: — Пожалуйста.
— Во, — согласилась Анастасия Степановна. — Бери, Витя.
Стакан был пуст и совершенно не нужен Тетюрину.
— Анастасия, будь добра, поставь стакан на тумбочку.
— Хорошо, Витя, ты молодец.
Оба засмеялись.
— Может, и не так страшно будет, — сказала Несоева.
— Посмотрим, — сказал Тетюрин.
В дверь постучали, вошел некто с фотоаппаратом.
— Ой, я и забыла. Говорят, надо снять.
— Поближе, поближе, — примерялся фотограф. — Вот так! Отлично. Снимаю. Ага.
Рита моталась по городу, развозила плакаты; Женя-водитель ворчал — неправильно выбран маршрут. Надо было сначала на Институтский привезти
Общественность — за свадьбу до свободных элекций!
а уже только потом на Вторую Гражданскую
Ответим на террор немедленной свадьбой!
Пикет у памятника комиссару Яблонскому с благодарностью принял плакат:
Анастасия! Докажи, что ты хозяйка собственного счастья, и мы отдадим за тебя голоса!
Пикет перед поворотом к санаторию «Притоки» первым получил (потом это появится повсюду):
Виктор + Анастасия!
Веселись, душа-Россия!
А листовки
Анастасия! Мы с тобой!
и
Будь смелее, Анастасия!
и
Ты приблизилась к нашим душам!
раздавались для распространения пачками по четыреста штук в каждой. Это уже не говоря о мелко нарезанных бэндах Спасибо, Анастасия! поистине бессчетных.
На углу Башкирской и Девятого февраля Женя-водитель Риту высадил, дальше ему надо было торопиться по богатыревским делам. Здесь, напротив китайского ресторана, был установлен официальный рекламный стенд.